Происходил акт творения. Утро рождалось в тишине и покое. Веки Небосвода и горизонта скоро должны приоткрыть Око Господне, и оно покатится в высоту, пробуждая мир от темноты и оцепенения ночи, вовлекая его в бурный поток времени, дарующий миру радость бытия с калейдоскопом страстей и действий, любви и ненависти, расцвета и увядания – всего того, что так ранит и вместе с тем объединяет все в мире.
А пока свет рождался как бы ни откуда. Слегка влажный утренний воздух казался чем-то живым, с каждой минутой становясь все прозрачней, открывал миру пестроту жизни, ее сочные краски, сокрытые покровом ночи.
Темнота без всякой борьбы за власть мягко растворялась, слегка задерживаясь в ложбинках, ямках, густоте кустарника, что бы незримо присутствуя, благословить восход Светила, и, встретившись с ним, бесследно исчезнуть, растворяясь в создании причудливых узоров светотеней, наполняя мир формой и цветом.
Созерцая все это, Сюй боялся пошевелиться. Ему казалось, что своим присутствием он может все испортить, помешать тому, что вот-вот должно произойти. Он чувствовал себя в чем-то виноватым. Быть может в том, что позволил себе немного выпить, и этим самым осквернил свои отношения с этой рождающейся чистотой и непорочностью. Он понимал, что, как только взойдет Солнце и мир наполнится запахами, звуками и красками, исчезнет и чувство вины перед этой непорочной чистотой, но он не хотел торопить утро движениями своего тела, пусть эти покой и тишина немного задержатся, ведь каждый этот миг не повториться никогда.
Не зная почему, он начал дышать очень осторожно, наблюдая, как свежий утренний воздух входит в его тело, и таинство рождения и очищения от темноты начинает происходить и с ним лично.
Он наблюдал, как тело, без всяких сознательных усилий с его стороны, сливается с процессом рождения и очищения. С каждым новым вдохом, оно становилось все бодрее и чище, наполняя сознание ясностью и чистотой, пробуждая в себе радость сопричастия с таинством рассвета.
Новый день потребует новых усилий, напряжения, сомнений, разочарований, а сейчас, сейчас идет процесс подготовки, набор сил и энергии, необходимой для жизни, уготованной Господом каждому существу после восхода "Господнего Ока".
Трепет души очищал сознание от всего наносного, лишнего, ненужного, ум возрождался из хаоса ночи, готовый к новым свершениям, ради великих целей, стремления созидать и творить.
Все мысли о том, чтобы остаться растворились, как сон после пробуждения. Нужно было попрощаться, и Сюй вошел в дом.
Женщина сразу поняла, что зашел совершенно другой человек. Их глаза вновь встретились, как старые друзья, прожившие вместе долгие годы. Ее мягкий женский взгляд окутывал сознание уютом, лаской и участием… Он, как бы, говорил: "Куда же ты, дурачек? У нас с тобой уже все есть: и дети, и дом, и мельница. Я бы смогла подарить тебе столько нежности, которую ты не испытывал в своей жизни. А ты… ты даже не хочешь попробовать остаться. Ну, хоть на время дай мне позаботиться о тебе. Мой муж для меня – мой Бог. Разве Бог может быть против любви? Дай мне наполнить твою жизнь новым смыслом. Разве ты не хочешь ощутить теплоту моей души и тела? Ведь я втайне мечтала о тебе всю свою жизнь! Потерпи несколько дней, и я открою для тебя новую жизнь…"
Чувство долга боролись в нем с чувством свободы и поиска истины: "Как она будет жить без кормильца, да еще и столько детей…"
Сюй посмотрел на ее гибкую фигуру, упругую налитую грудь, лицо, не коснувшееся морщин, и, как бы, убеждая себя окончательно, подумал: "Красивая – не пропадет".
Как будто услышав его ответ, она сняла с головы платок, и торопливо стала собирать в дорогу. Сюй коснулся рукой ее плеча, она повернулась с глазами, поблескивающими от слез, и припала к груди: "Ступай, если решил... Ступай! А надумаешь вернуться, я всегда буду тебе рада".
Глядя на хлопоты женщины, Сюй подумал, что если он возьмет все эту еду и пойдет с ней в горы, то она лишь будет мешать ему, и на долго все равно ее не хватит. А эта соломенная оплетка вокруг глиняной фляжки с водой, натрет ему ногу и где-нибудь все равно разобьется.
Сюй остановил ее руку, завязывающую в узел платок с едой, взяв лишь лепешку с завернутым в нее рисом и изюмом, надпив воды из фляги.
Он был благодарен ее женской интуиции, освободившей его от неприятной беседы. Взяв ее нежные руки в свои ладони, встал на колени, и, нагнув голову, поцеловал их.
Не оглядываясь, как когда-то уходя из родного дома, он отправился в путь. И с каждым шагом его душе становилось все легче и легче…
Отправить комментарий